Борис Хохлов: «Навек, друзья мои, прощайте!»

Борис Хохлов
Неровные строчки, выцарапанные на сырых с запёкшимися тёмными каплями камнях, заставляли вздрагивать всех, кто после 13 апреля 1944 года оказывался в гестаповских застенках на улицах Студенческой, Луговой (ныне Богдана Хмельницкого)... В этих строках, в застывших каплях крови, в стенах, пропитанных болью, ужасом, порой изменой, но чаще непокорённостью и мужеством, — история Симферополя, пережившего оккупацию. Судьбы и подвиги тех, кто встал на путь борьбы. Порой этим борцам не было и двадцати. Как Борису Хохлову, комиссару Симферопольской подпольной молодёжно-комсомольской организации.

Среди молодых симферопольских подпольщиков было несколько ребят, родившихся, живших в Севастополе. В их числе и Боря Хохлов. Из-за работы отца семья переехала в Симферополь, жили на углу улиц Пушкина и Карла Маркса. Учился мальчик в 14-й школе в Совнаркомовском переулке (сейчас в этом здании — Министерство образования Крыма, но мемориальная доска в память о том, что раньше здесь учились ребята, члены молодёжной подпольной организации, сохранилась). Нельзя судить о том, какой город был ближе Борису. В Севастополь он мечтал вернуться и поступить в Качинскую Краснознамённую военную авиационную школу.

В этом городе воевал и погиб отец Бориса — Иван Хохлов.

В Симферополе жила мама, были хорошие друзья, девушка, которая очень нравилась. За этот город сражался уже сам Борис, за него и погиб.

Он не мог забыть первого впечатления, когда, ворвавшись в их дом, фашисты топтали грязными сапогами только что вымытые полы, как срывали с матери платок. Не мог стереть из памяти картину — тело человека с табличкой «Партизан», болтавшееся на виселице в центре города. Забыть слёзы людей и бодрые фашистские похвальбы из репродуктора на здании, где располагался отдел немецкой пропаганды. Ребята, чьи мечты перечеркнула чёрная дата 22 июня 41-го, вступили в схватку с врагом. Постепенно из знакомых надёжных мальчишек и девчонок сложилась группа — знаменитая Симферопольская подпольная молодёжно-комсомольская организация. Они часто собирались у того репродуктора, украдкой рассовывая симферопольцам переписанные сводки Совинформбюро. Их удавалось слушать школьному товарищу Бориса Николаю Долетову, потом приёмник собрал Анатолий Косухин, слушать стали чаще. Но рукописных листовок не хватало, мечтали о собственной типографии. Подпольщики поручили это дело Хохлову. Борис обратился к Ване Нечипасу, работавшему в типографии «Таврида» (она тогда находилась на углу проспекта Кирова и улицы Горького). Подпольщикам помог Николай Решетов, вместе с женой сумевший вынести шрифты. Кстати, после войны Иван Фёдорович работал также в «Тавриде» сначала главным инженером, а потом долгие годы возглавлял предприятие. А вот Николай Михайлович после освобождения Крыма погиб.

8 июля 1943 года молодые подпольщики выпустили первую типографскую листовку «Вести с Родины» с призывом к населению не выполнять приказы немецкого командования о мобилизации, укрываться и уходить в леса. «Помните, вы русские люди, а русские никогда не предавали своей Родины». И подпись: СПО. Сначала было лишь несколько сот экземпляров, но позже, когда была установлена связь с лесом, у ребят появился печатный станок. Его передал подпольщикам Евгений Степанов, ответственный редактор «Красного Крыма» (так тогда называлась наша газета). Двадцать одна листовка общим тиражом пятнадцать тысяч экземпляров была выпущена до освобождения города. «Вести с Родины» (а ещё полученные в лесу советские листовки и газеты) распространяли две агитационные группы, одну возглавлял сам Борис, вторую — Лида Трофименко. Сегодня уже трудно представить, как много значили эти небольшие листки бумаги для жителей города, как вселяли надежду отпечатанные ребятами строки. А фашистам листовки досаждали не меньше, чем диверсии, проводимые членами СПО.

Тексты обычно писал Борис, он же составил клятву организации (и принял её одним из первых, подписав подпольной кличкой Светлов). Был у парня дар к литературе, мечтал когда-нибудь рассказать в стихах о жизни подпольщиков, о погибших друзьях. Мечта не сбылась, а вот стихотворение, посвящённое памяти самого Бориса, есть — крымского поэта Анатолия Милявского «Улица Бориса Хохлова». Был у подпольщика ещё один талант, приносивший пользу жителям оккупированного города. Борис отлично рисовал и научился подделывать документы (штампы, почерк, подписи). Кому в карточках биржи труда ставил штамп об инвалидности, кому изготавливал служебные удостоверения — благодаря этому очень много людей избежало угона в Германию. Помог «исправить» паспорт Борис и Ивану Козлову, секретарю городского подпольного комитета ВКП(б). В воспоминаниях И. Козлова есть строки, рассказывающие о характере Бориса:
Он искренне смутился, даже покраснел, когда я, говоря о их деятельности в немецком тылу, произнёс слово „героическая“. Всё, что они делали, казалось ему совершенно естественным. Он был уверен, что скоро эта „чума“ пройдёт, и наступит опять „нормальная“, как он любил говорить, жизнь. Надо только хорошенько поработать.
И они просто «работали».

Декабрь 1943 года. Подпольный горком партии решает принять нескольких молодых подпольщиков кандидатами в члены Всесоюзной Коммунистической партии большевиков. Среди них и комиссар Симферопольской подпольной молодёжно-комсомольской организации Светлов. Сколько радости и гордости, должно быть, испытывал Борис, одновременно понимая, что заслужить право быть настоящим коммунистом очень нелегко. Но, дав клятву Родине, он знал, что будет верен ей до конца своих дней.

Раннее утро седьмого декабря 43-го. Накануне Борис рассказывал маме, Софье Васильевне, что, когда придут наши, он пойдёт в Красную армию. «Посмотришь, мама, каким твой сын будет героем». О том, как после Победы будет учиться, работать. А потом читал ей вслух принесённую из леса связным маленькую книжечку о подвигах комсомольцев «Молодой гвардии» в Краснодоне. Софья Васильевна не могла сдержать слёз, а у Бориса горели глаза, мысленно он был там, с героями книги Олегом Кошевым, Сергеем Тюлениным, Ульяной Громовой. «Видишь, мама, какие настоящие комсомольцы! Пытали их страшными пытками. Все погибли, но изменниками Родины не стали. Мы тоже будем бороться, как Олег и его товарищи». Сколько раз потом мама симферопольского героя-подпольщика вспоминала эти слова, как поддерживала настрой Бориса и его товарищей на борьбу.

И сколько раз, наверное, повторяла вслух ответ сына на материнское робкое опасение: «Но я не хочу, чтобы вас постигла такая же страшная участь». Как он успокаивал тогда: «Не бойся, мама, мы связаны с лесом. В случае опасности уйдём к партизанам».

А утром его увели. Кто-то навёл фашистов на одного из лидеров молодёжного подполья. Он лишь успел улыбнуться: «Ничего, мама, ничего».

Сначала держали в камере на Студенческой, 12, там, где лишь несколько месяцев назад пытали секретаря организации молодых подпольщиков Семёна Кусакина. Словно всё повторялось. Так же, как и мама Семёна, Софья Васильевна пыталась добиться свидания, подкупала ту же переводчицу, которой давали взятки, пытаясь освободить Кусакина. Даже ответы были похожие: «Ведётся следствие, и передачи запрещены». А потом страшное: «Ваш сын отправлен в далёкий лагерь — в Германию, больше не ходите». После этой фразы маме Семёна Кусакина уже не довелось увидеть сына. А вот маме Бориса Хохлова повезло чуть больше, позже она смогла услышать голос сына. Через пару месяцев после ареста к ней пришла женщина, рассказавшая, что в одной камере с её мужем в гестаповской тюрьме на Луговой сидит Борис. И что после пыток он очень плох. Вместе с женщиной Софья Васильевна бросилась к тюрьме. Заколоченные почти до самого верха окна, часовой, прохаживающийся вдоль забора. Еле дождались, когда он свернёт за угол. Женщина тихонько окликнула мужа, сказав, что пришла Хохлова. И вдруг мать услышала слабый, но такой родной голос: «Мама, ты здесь, ты слышишь меня?» «Слышу, сынок, слышу, милый!» — отозвалась сквозь слёзы мама героя. А во дворе тюрьмы раздался яростный лай собак. «Пора уходить, — шептала добрая женщина рыдающей матери, — нельзя оставаться здесь, начнут стрелять, их бить будут». Мама поддалась, но лишь стих лай, вновь бросилась к забору, окликнула. «Мама, ты ещё здесь? Уходи скорее, потом...». Договорить Борис не успел. Софья Васильевна лишь услышала, что в тюрьме началось какое-то шевеление, а через несколько минут во дворе остервенело зарычали собаки. Матери Хохлова повезло чуть больше, чем матери Кусакина, она слышала голос арестованного сына. И, увы, она, скорее всего, слышала, как он погиб. В тюрьме на Луговой фашисты часто практиковали травлю заключённых голодными овчарками. Непокорённых, не выдавших товарищей, не изменивших клятве и Родине псы загрызали до смерти.

А после освобождения на стене одной из гестаповских тюрем обнаружили строчки:
В эту конуру был засажен Хохлов Борис. Навек, друзья мои, прощайте! Прости меня, родная мать! Родные, вы не забывайте, здесь мне придётся погибать.
Борис мог бы стать художником, поэтом или, как мечтал, связать свою жизнь с авиацией. Но он остался просто человеком, не изменившим клятве, не предавшим город, страну. Навеки остался девятнадцатилетним героем-подпольщиком.

Он с восторгом читал о подвигах членов «Молодой гвардии» в Краснодоне. По странному совпадению (а может, вовсе не случайно) в городе, за который Борис погиб, улица его имени находится неподалёку от улиц, названных в честь молодогвардейцев Ульяны Громовой, Олега Кошевого, Ивана Туркенича, Сергея Тюленина, Любови Шевцовой. И в этом же районе города расположен крупнейший вуз полуострова. Какое уже поколение ровесников вечно юных героев-подпольщиков обучается в нём. Словно каждый раз воплощая те несбывшиеся мечты ребят.

Наталья Пупкова, «Крымская Правда»

Читайте также:

Популярные сообщения из этого блога

Симеиз — крымский гей-курорт

Редкие фотографии Крыма во время Второй мировой войны

Крымские зимние морозы столетней давности

Село Пчелиное — самое высокогорное село в Крыму

История происхождения названия города Симферополь