История проституции в Симферополе. Часть 1
Когда проституция была легальной: в конце XIX века в Крыму проститутками работали с 14 лет, в Симферополе конкурировали пять домов терпимости, а за день публичная женщина могла заработать столько, сколько платили за месяц работы на табачной плантации.
Что будет, если в Украине легализовать проституцию? Сторонники легализации кивают на европейские страны — мол, там все хорошо. Но там — это не здесь: другие люди, условия и мировосприятие.
В нашей, отечественной истории был период, когда дома терпимости работали в каждом городе — до революции. И, пожалуй, лучше оглядываться на этот собственный опыт, чтобы попытаться спрогнозировать, что получится, если славянские «ночные бабочки» выпорхнут из нелегальной тени в правовое поле.
Читайте также: История сексуального туризма в Крыму
Историю платного секса в дореволюционной Таврической губернии хранят документы: рапорты полицейских управлений, свидетельства врачебного осмотра проституток, личные медицинские билеты и прошения девиц. Исследовав около двух тысяч документов Государственного архива Крыма, представляем самые интересные наблюдения и открытия.
На пожелтевшем листе, края которого разорваны и истрепаны временем, черные рукописные строки плотно уложены в аккуратные ряды. 1895 год.
От имени безграмотной солдатской вдовы Ельды Осиповны обращается в Таврическое Губернское управление писарь, с точностью передавая слова женщины: «Дочь моя никогда развратом не занималась и не занимается... А находится на службе у Монокорева». Лею Линденберг, 28-летнюю симферопольскую мещанку, дочь Ельды Осиповны, записали в проститутки. Большего позора для женщины 19 века придумать сложно: теперь у Леи заберут паспорт, выдадут вместо него «заменительный билет» и каждую неделю она обязана будет являться в полицейское управление и к врачам. Линденберг придется раздвигать ноги, дабы медики смогли провести осмотр и убедиться, что она здорова. О том, что мещанка Лея — проститутка, скоро узнает весь Симферополь, и общество навсегда вычеркнет ее из рядов «благопристойных» женщин. Службы своей у помещика Монокорева она тоже лишится, дабы единственно заниматься продажей своего тела — проститутки в царской России не имели права подрабатывать. Мать Леи утверждает, что ее дочь стала «жертвой наговора» и просит исключить ее из позорного числа проституток.
...Людские судьбы и трагедии упакованы в связки тяжеленных дел Государственного архива: открывая папку, не знаешь, что найдешь. В бумажном кармашке — бланк, где записан год, когда документы в последний раз извлекали из хранилища. Нам попадались удивительные дела без всяких отметок — то есть после попадания в архив их никто и никогда не видел и не держал в руках. Человеческие истории — пунктиром, некоторые обрываются по завершению дела, и можно лишь догадываться, как сложилась судьба героев. Это пожалуй, единственные сохранившиеся сведения о жителях крымских городов — сейчас даже могил не найдешь.
Но история мещанки Леи Линденберг нам стала известна полностью: удалось отыскать рапорт Симферопольского городского полицейского управления. Как выяснилось, после обращения матери за Леей был установлен тайный полицейский надзор. И, увы...
«Лея Линденберг занимается, в виде промысла, тайной проституцией, за что была привлечена к ответственности и приговорена городским судом к двухнедельному аресту».
По-видимому, о «промысле» дочери не знала даже родная мать. Своим прошением она оказала Лее медвежью услугу: не было бы надзора — не было бы и двух недель в тюрьме.
В полицейских отчетах нам часто встречались рапорты о выявленных публичных женщинах. Впрочем, некоторые добровольно меняли паспорта на «желтые билеты»: в роскошных публичных домах крестьянка или мещанка могла заработать 2 рубля в день. На табачных плантациях Крыма в то время женщинам платили 2,5 рубля в месяц и сохранность чести не гарантировали. Помещики попросту насиловали понравившихся работниц, пишет отставной севастопольский генерал-майор Павел Лескевич, который выступал за закрытие домов терпимости.
Проституток делили на несколько типов: те, которые работают в домах терпимости, одиночки (снимали комнату и там принимали посетителей), тайные (работали с разрешения полиции, но врачебным смотрам подвергались «с особым тактом» — вероятно, среди них были дамы дворянского происхождения). Самый низший и презренный класс — проститутки-бродяжки.
В Симферополе в 1895 году действовали пять домов терпимости, которые содержали дамы с фамилиями Гидалевич, Гольденберг, Рейманг, Окрент и Немировская. Все бордели размещались на Миллионной улице (нынешняя Ефремова) и находились под наблюдением второго полицейского округа. Сыщики вместе с врачами каждую неделю устраивали публичным женщинам проверки и смотры состояния здоровья.
Самым богатый «ассортимент» (и, вероятно, самый роскошный дом) был у госпожи Гидалевич: 16 проституток. Рейхман предлагала своим посетителям на выбор 13 девиц, Немировская — 12, Окрент — 10, а мадам Гольденберг — всего восемь. Экзотики в симферопольских борделях не было: все проститутки из мещанского и крестьянского сословий, русские, реже украинки.
Цены колебались от 50 копеек до 5 рублей за сеанс, в зависимости от уровня заведения. Причем проститутка получала от заработанного собственным телом только четверть, остальное шло в карман содержательницы.
«Все девицы домов терпимости должны к 10 часам вечера быть одетыми. В богатых домах — по-бальному, с легкими намеками на платье, в бедных домах — костюмы эти представляют нечто допотопное, но все же с претензиями на роскошь», — так описывает бордельный быт редактор журнала «Трезвость и бережливость» Дмитрий Бородин, побывавший с научными целями в 52 (!) публичных домах России. — Буквально все проститутки подводят глаза, ресницы и густо накладывают белилы и краски. При входе в доме вас поражает какой-то особый, специфический запах. Вентиляция всюду очень плоха, открыть же форточки в залах невозможно, так как все окна задрапированы и закрыты от глаз людей, проезжающих по улицам».
В полицейском отчете за 1895 год в Симферопольском доме терпимости госпожи Немировской поименно перечислены двенадцать проституток. В таком же рапорте, составленном через три года, мы нашли только одну из них — 22-летнюю Прасковью Засорину, — остальной развратный состав был полностью заменен. Дамы для утех старели и перебирались из столицы губернии в города поменьше — Карасубазар, Феодосию, Бахчисарай, где снимали комнату и продолжали свою карьеру. Большинство проституток в доме терпимости Карасубазара (нынешний Белогорск) — девушки возрастом до 24 лет. Самой молоденькой, Наталье Ольхиной, — 16 лет, при этом, по сведениям полицейских, она успела поторговать собственным телом почти полтора года. То есть девчушка официально вышла на панель в 14 лет! Во врачебных и полицейских документах Таврической губернии мы нашли упоминание всего лишь нескольких публичных женщин старше тридцати пяти. Век проститутки был короток, средства защиты (многоразовые и неуклюжие «резиновые изделия») хоть и предлагались, но покупались клиентами крайне редко. Единственный способ, которым могла проститутка уберечь собственный организм от инфекции, — осмотр «детородных частей» посетителя. Делать это предписывали специальные «Правила публичным женщинам». При таком подходе почти каждая проститутка несколько раз в год оказывалась в больнице с венерическими заболеваниями, а старея и теряя привлекательность, девица неизбежно попадала в дома низшей категории, с меньшей оплатой труда и, соответственно, большей нагрузкой. Современники пишут, что в притонах на слободках проститутка принимала по несколько десятков (!) клиентов за ночь. И это была уже не «золотая молодежь», поджигающая тазы с коньяком в зеркальных комнатах (см. «Как это было?»), а пьяные крестьяне, подмастерья и криминальное отрепье Симферополя. В конце концов, больную, спившуюся проститутку выгоняла хозяйка самого грязного притона в городе: незачем держать, никто не покупает. Это точка невозврата: ничего кроме издевательств, оскорблений, насилия, а в конечном итоге подзаборной смерти девицу не ждало. И вряд ли первый любовник 16-летней Натальи Ольхиной, какой-нибудь городской франт-дворянин, узнал бы в умирающей и грязной проститутке совращенную им хрупкую девочку-подростка.
1697. Наказ ярославскому воеводе Степану Траханиотову: «Беречь накрепко, чтобы в городе, на посаде, и в уезде... и в деревнях разбоев, и блядни, и табаку ни у кого не было».
1716. Петр I запрещает проституцию при полках и отказывает в бесплатном лечении солдат от «французских болезней». Этот указ должен был сохранить боеспособность русской армии: полковые шлюхи, награждая бойцов сифилисом, выкашивали их ряды не хуже пуль врага.
1782. Екатерина II издает указ, согласно которому пойманные на недозволенном деле проститутки подвергаются полугодовому заключению в смирительном доме. Содержателям притонов разврата светят штрафы.
1800. Павел I обязывает проституток носить желтые платья и зачищает Петербург и Москву: всех проституток приказано ссылать в Иркутск.
1843. Отношение к проституциии резко меняется: государство пытается контролировать публичные дома и женщин, а не запрещать их. Появляются «Правила для содержательниц домов терпимости» и «Правила для публичных женщин».
1857. На улицах полно малолетних проституток. Открывается первый дом милосердия для «падших» девочек младше 16 лет.
1901. Минимальный возраст для легальной работы проституткой повышен с 16 лет до 21 года.
Приводим отрывок из исследования современника домов терпимости, юриста и редактора газеты «Трезвость» Дмитрия Бородина. Он побывал в 52 (!) публичных домах России и зафиксировал свои наблюдения в монографии «Алкоголизм и проституция», которая увидела свет в 1910 году.
«В первоклассных домах терпимости устраиваются еще попойки en grand (то есть грандиозные. — прим.), в виде так называемых „афинских ночей“ и непременно в зеркальных комнатах этих домов. Подгулявшая компания требует себе отвести эту зеркальную комнату и несколько отборных проституток, которых заставляют догола раздеваться, выпить несколько стаканов шампанского и портера. Огонь тушится, требуется таз со спиртом или с коньяком, который и зажигается. При таком фантастическом освещении, с отражением в зеркалах пьяных голых тел проституток, идет возмутительная оргия разврата».
Часть 2
Что будет, если в Украине легализовать проституцию? Сторонники легализации кивают на европейские страны — мол, там все хорошо. Но там — это не здесь: другие люди, условия и мировосприятие.
В нашей, отечественной истории был период, когда дома терпимости работали в каждом городе — до революции. И, пожалуй, лучше оглядываться на этот собственный опыт, чтобы попытаться спрогнозировать, что получится, если славянские «ночные бабочки» выпорхнут из нелегальной тени в правовое поле.
Читайте также: История сексуального туризма в Крыму
Историю платного секса в дореволюционной Таврической губернии хранят документы: рапорты полицейских управлений, свидетельства врачебного осмотра проституток, личные медицинские билеты и прошения девиц. Исследовав около двух тысяч документов Государственного архива Крыма, представляем самые интересные наблюдения и открытия.
Лея Линденберг развратом не занимается?
На пожелтевшем листе, края которого разорваны и истрепаны временем, черные рукописные строки плотно уложены в аккуратные ряды. 1895 год.
От имени безграмотной солдатской вдовы Ельды Осиповны обращается в Таврическое Губернское управление писарь, с точностью передавая слова женщины: «Дочь моя никогда развратом не занималась и не занимается... А находится на службе у Монокорева». Лею Линденберг, 28-летнюю симферопольскую мещанку, дочь Ельды Осиповны, записали в проститутки. Большего позора для женщины 19 века придумать сложно: теперь у Леи заберут паспорт, выдадут вместо него «заменительный билет» и каждую неделю она обязана будет являться в полицейское управление и к врачам. Линденберг придется раздвигать ноги, дабы медики смогли провести осмотр и убедиться, что она здорова. О том, что мещанка Лея — проститутка, скоро узнает весь Симферополь, и общество навсегда вычеркнет ее из рядов «благопристойных» женщин. Службы своей у помещика Монокорева она тоже лишится, дабы единственно заниматься продажей своего тела — проститутки в царской России не имели права подрабатывать. Мать Леи утверждает, что ее дочь стала «жертвой наговора» и просит исключить ее из позорного числа проституток.
...Людские судьбы и трагедии упакованы в связки тяжеленных дел Государственного архива: открывая папку, не знаешь, что найдешь. В бумажном кармашке — бланк, где записан год, когда документы в последний раз извлекали из хранилища. Нам попадались удивительные дела без всяких отметок — то есть после попадания в архив их никто и никогда не видел и не держал в руках. Человеческие истории — пунктиром, некоторые обрываются по завершению дела, и можно лишь догадываться, как сложилась судьба героев. Это пожалуй, единственные сохранившиеся сведения о жителях крымских городов — сейчас даже могил не найдешь.
Но история мещанки Леи Линденберг нам стала известна полностью: удалось отыскать рапорт Симферопольского городского полицейского управления. Как выяснилось, после обращения матери за Леей был установлен тайный полицейский надзор. И, увы...
«Лея Линденберг занимается, в виде промысла, тайной проституцией, за что была привлечена к ответственности и приговорена городским судом к двухнедельному аресту».
По-видимому, о «промысле» дочери не знала даже родная мать. Своим прошением она оказала Лее медвежью услугу: не было бы надзора — не было бы и двух недель в тюрьме.
Развратный табель о рангах: от тайных до уличных
В полицейских отчетах нам часто встречались рапорты о выявленных публичных женщинах. Впрочем, некоторые добровольно меняли паспорта на «желтые билеты»: в роскошных публичных домах крестьянка или мещанка могла заработать 2 рубля в день. На табачных плантациях Крыма в то время женщинам платили 2,5 рубля в месяц и сохранность чести не гарантировали. Помещики попросту насиловали понравившихся работниц, пишет отставной севастопольский генерал-майор Павел Лескевич, который выступал за закрытие домов терпимости.
Проституток делили на несколько типов: те, которые работают в домах терпимости, одиночки (снимали комнату и там принимали посетителей), тайные (работали с разрешения полиции, но врачебным смотрам подвергались «с особым тактом» — вероятно, среди них были дамы дворянского происхождения). Самый низший и презренный класс — проститутки-бродяжки.
В Симферополе в 1895 году действовали пять домов терпимости, которые содержали дамы с фамилиями Гидалевич, Гольденберг, Рейманг, Окрент и Немировская. Все бордели размещались на Миллионной улице (нынешняя Ефремова) и находились под наблюдением второго полицейского округа. Сыщики вместе с врачами каждую неделю устраивали публичным женщинам проверки и смотры состояния здоровья.
Самым богатый «ассортимент» (и, вероятно, самый роскошный дом) был у госпожи Гидалевич: 16 проституток. Рейхман предлагала своим посетителям на выбор 13 девиц, Немировская — 12, Окрент — 10, а мадам Гольденберг — всего восемь. Экзотики в симферопольских борделях не было: все проститутки из мещанского и крестьянского сословий, русские, реже украинки.
Цены колебались от 50 копеек до 5 рублей за сеанс, в зависимости от уровня заведения. Причем проститутка получала от заработанного собственным телом только четверть, остальное шло в карман содержательницы.
«Все девицы домов терпимости должны к 10 часам вечера быть одетыми. В богатых домах — по-бальному, с легкими намеками на платье, в бедных домах — костюмы эти представляют нечто допотопное, но все же с претензиями на роскошь», — так описывает бордельный быт редактор журнала «Трезвость и бережливость» Дмитрий Бородин, побывавший с научными целями в 52 (!) публичных домах России. — Буквально все проститутки подводят глаза, ресницы и густо накладывают белилы и краски. При входе в доме вас поражает какой-то особый, специфический запах. Вентиляция всюду очень плоха, открыть же форточки в залах невозможно, так как все окна задрапированы и закрыты от глаз людей, проезжающих по улицам».
14 лет? В Карасубазар, на панель!
В полицейском отчете за 1895 год в Симферопольском доме терпимости госпожи Немировской поименно перечислены двенадцать проституток. В таком же рапорте, составленном через три года, мы нашли только одну из них — 22-летнюю Прасковью Засорину, — остальной развратный состав был полностью заменен. Дамы для утех старели и перебирались из столицы губернии в города поменьше — Карасубазар, Феодосию, Бахчисарай, где снимали комнату и продолжали свою карьеру. Большинство проституток в доме терпимости Карасубазара (нынешний Белогорск) — девушки возрастом до 24 лет. Самой молоденькой, Наталье Ольхиной, — 16 лет, при этом, по сведениям полицейских, она успела поторговать собственным телом почти полтора года. То есть девчушка официально вышла на панель в 14 лет! Во врачебных и полицейских документах Таврической губернии мы нашли упоминание всего лишь нескольких публичных женщин старше тридцати пяти. Век проститутки был короток, средства защиты (многоразовые и неуклюжие «резиновые изделия») хоть и предлагались, но покупались клиентами крайне редко. Единственный способ, которым могла проститутка уберечь собственный организм от инфекции, — осмотр «детородных частей» посетителя. Делать это предписывали специальные «Правила публичным женщинам». При таком подходе почти каждая проститутка несколько раз в год оказывалась в больнице с венерическими заболеваниями, а старея и теряя привлекательность, девица неизбежно попадала в дома низшей категории, с меньшей оплатой труда и, соответственно, большей нагрузкой. Современники пишут, что в притонах на слободках проститутка принимала по несколько десятков (!) клиентов за ночь. И это была уже не «золотая молодежь», поджигающая тазы с коньяком в зеркальных комнатах (см. «Как это было?»), а пьяные крестьяне, подмастерья и криминальное отрепье Симферополя. В конце концов, больную, спившуюся проститутку выгоняла хозяйка самого грязного притона в городе: незачем держать, никто не покупает. Это точка невозврата: ничего кроме издевательств, оскорблений, насилия, а в конечном итоге подзаборной смерти девицу не ждало. И вряд ли первый любовник 16-летней Натальи Ольхиной, какой-нибудь городской франт-дворянин, узнал бы в умирающей и грязной проститутке совращенную им хрупкую девочку-подростка.
Проституция в Российской империи: от ссылок до легализации
1697. Наказ ярославскому воеводе Степану Траханиотову: «Беречь накрепко, чтобы в городе, на посаде, и в уезде... и в деревнях разбоев, и блядни, и табаку ни у кого не было».
1716. Петр I запрещает проституцию при полках и отказывает в бесплатном лечении солдат от «французских болезней». Этот указ должен был сохранить боеспособность русской армии: полковые шлюхи, награждая бойцов сифилисом, выкашивали их ряды не хуже пуль врага.
1782. Екатерина II издает указ, согласно которому пойманные на недозволенном деле проститутки подвергаются полугодовому заключению в смирительном доме. Содержателям притонов разврата светят штрафы.
1800. Павел I обязывает проституток носить желтые платья и зачищает Петербург и Москву: всех проституток приказано ссылать в Иркутск.
1843. Отношение к проституциии резко меняется: государство пытается контролировать публичные дома и женщин, а не запрещать их. Появляются «Правила для содержательниц домов терпимости» и «Правила для публичных женщин».
1857. На улицах полно малолетних проституток. Открывается первый дом милосердия для «падших» девочек младше 16 лет.
1901. Минимальный возраст для легальной работы проституткой повышен с 16 лет до 21 года.
Как это было?
Приводим отрывок из исследования современника домов терпимости, юриста и редактора газеты «Трезвость» Дмитрия Бородина. Он побывал в 52 (!) публичных домах России и зафиксировал свои наблюдения в монографии «Алкоголизм и проституция», которая увидела свет в 1910 году.
«В первоклассных домах терпимости устраиваются еще попойки en grand (то есть грандиозные. — прим.), в виде так называемых „афинских ночей“ и непременно в зеркальных комнатах этих домов. Подгулявшая компания требует себе отвести эту зеркальную комнату и несколько отборных проституток, которых заставляют догола раздеваться, выпить несколько стаканов шампанского и портера. Огонь тушится, требуется таз со спиртом или с коньяком, который и зажигается. При таком фантастическом освещении, с отражением в зеркалах пьяных голых тел проституток, идет возмутительная оргия разврата».
Часть 2
Кирилл Железнов, «Республика»
Читайте также:
